Этот старый отель мне посоветовал друг.
Говорил, живописное место, сосны и ели.
''Освежись. На морозном зимнем ветру
проведи отпускные свои недели''.
Всего месяц прошел, как со мной порвала Янмэй.
Но в груди, как и прежде, стучали камни.
Я хотел убежать от города и от людей.
От людей, к которым она прикасалась руками.
Два часа в самолете, автобус, прокат авто.
И по узкой дороге все глубже в зеленую чащу.
Говорили, отелю уже за сто,
но вблизи он казался страшнее и старше.
Управляющий, очень вежливый господин,
был морщинист и стар, (как будто ровесник отеля).
Я ступил за порог прекраснейшей из своих зим.
Я вошел в этот дом,
где прожил две лучших недели.
Номер был небольшой, но уютный,
с видом на лес.
Постояльцев в ту пору было немного.
Снег летел с ослепительно белых небес,
и блестящей змеей извивалась дорога.
В тихом баре я пил раскаленный джин,
под мелодии сонного старого блюза.
И в груди расплавлялись осколки льдин,
и прошедшее не казалось такой обузой.
Я ложился спать, прислонившись спиной к стене.
Счет до ста и обратно,
сны сплетались, как кружево.
Но одной лунной ночью, как будто бы в полусне,
я услышал, как за стеной
заиграла
музыка.
Совершенные ноты ''Ballade pour Adeline'',
беззаботно бежали по клавишам.
Эта светлая музыка чистой любви,
заняла мое сердце до самого краешка.
Кто же этот сосед, в чьих ладонях живет волшебство?
Я дрожал, стуча в двери чужого номера.
Но когда в дверях показалось ее лицо,
мир сошел с мертвой точки,
он стал, как мечта,
огромен.
Ее звали Минчжу.
Я помню ее лицо,
ее длинные пальцы и маленькие ладони.
Ее черные волосы, завязанные венцом.
И глаза,
в которых легко утонешь.
Она так же сбежала из города, как и я.
Так же, как и я,
была брошена и разбита.
Ее руки несмело касались меня,
мои руки снимали ее белый свитер.
Я ласкал ее ночью,
в кромешной тьме.
Целовал ее губы, ключицы, волосы.
Бесконечное счастье цвело во мне,
и ростками тянулось к ее голосу.
Две недели прошли, как короткий час.
Меня ждал мой Гонконг,
живущий на бешеной скорости.
Я совсем не желал говорить: ''прощай''.
И боялся сказать ''люблю'',
из-за глупой гордости.
В девять вечера, я снова стучал в ее дверь.
Мне достаточно было
услышать всего одно слово.
Но она не открыла,
и в сердце моем метель
закружила,
и сжала ладонями горло.
''Где та девушка, из номера двадцать три?'' -
я спросил управляющего,
выбежав спешно.
Он смотрел на меня, и сердце застыло внутри.
Он смотрел на меня,
как будто бы,
я - сумасшедший.
''Этот номер закрыт уже восемь лет.
Был прискорбный случай, ужасное самоубийство.
Молодая девушка, (я помню лишь силуэт),
была найдена мертвой, повешенной. И в записке
что она написала на рваном тетрадном листе,
а потом положила под старую статую Будды,
было только две фразы: ''Простите меня, вы, все'',
и еще: ''я тебя никогда не забуду''.
С каждым словом его,
мое сердце падало вниз.
Я подумал, что может, и правда, спятил.
Я ушел, ощущая тяжесть ее руки.
Ощущая тепло ее нежных объятий.
Я вернулся в Гонконг, в свой одинокий дом.
Ожидая мучительно долгое лето,
коротая бессонные ночи, иду на балкон,
покурить,
считая часы до рассвета.
И когда в лучах солнца танцует пыль,
моя Минчжу тихонько подходит ко мне, босая.
Я целую ее, как будто уже привык.
И как будто бы, она все еще здесь.
Живая.